Владимир Васильев - Чужие миры [ Авт. сборник]
— Подойдем, — сказал чародей.
Они приблизились и стали в трех шагах от старца, остальные наблюдали с тропы, переминаясь с ноги на ногу.
— Поклон тебе, старче, — негромко поздоровался Боромир, и все трое склонились перед седым человеком.
— Здоров будь, Боромир-Непоседа, защита родного края, — надтреснутым голосом ответил старик, — здравствуйте и вы, верные сыны земли нашей.
Боромир не удивился, что старец его узнал. Его знали все. ВСЕ. По крайней мере после Северного Похода.
— Ведаю обо всех ваших напастях, воины-храбры. И знаю, как уберечься от них.
Старик полез за пазуху, достал свернутую трубкой грамоту. Через мгновение глаза его встретились с глазами Вишены; тот медленно, как во сне, извлек из сумы сверток с рубиновым мечом и подал старику. Тарус удивленно созерцал все это; Боромир, казалось, оставался спокойным.
Покряхтывая, старец сполз на землю, развернул волчью шкуру, отбросил ее в сторону. Вишена глянул на Таруса и проследил за его глазами — чародей неотрывно смотрел на левую руку старика, где на среднем пальце сидел перстень с кровавым рубином.
Вишена вздрогнул, а старик тем временем коснулся перстнем камня на гарде меча. И меч распался — послышался сухой треск, к ногам упали четыре знакомых кинжала.
— Помогите мне! — властно сказал старик. Боромир подобрал кинжалы. Старик уже развернул грамоту и стелил ее на пне, не позволяя скручиваться. Лист был девственно чистым, только по углам его виднелись неясные темные пятна. Скупым расчетливым движением старец взял один из кинжалов из рук Боромира и коротко, без замаха, всадил его в грамоту, в правый верхний угол, прямо в пятно.
— Теперь вы! — скомандовал он.
Тарус протянул руку, и второй кинжал, сочно тюкнув, проткнул пятно в левом верхнем углу листа. Боромир отдал один из оставшихся кинжалов Вишене, и они разом опустили руки. Грамота, приколотая по углам, отчетливо белела на темной поверхности старого пня.
Спустя несколько мгновений сквозь нетронутую белизну чистого листа стал прорываться неясный еще рисунок; он постепенно всплывал откуда-то из глубины грамоты, с каждой секундой становился все четче и четче.
— Карта! — воскликнул Боромир. — Глядите, вот устье Шогды, вот Иштомар! А вот Шеманиха!
Старец указал на крохотный рисунок в центре, походивший на небольшой ларчик.
— Рубиновый клад? — догадался вдруг Тарус. — Но у нас ведь нет ключа!
Старик усмехнулся и снял с пальца левой руки массивный свой перстень. Тарус тотчас протянул ладонь, но старец отрицательно покачал головой.
— В тебе живет сила изумрудов. Никто из вас семерых не сможет носить этот перстень.
Неспешно оглядев всех оставшихся на тропе, старик поманил к себе Яра, и тот словно завороженный приблизился. Некоторое время он разглядывал юношу и вдруг стремительным ладным движением надел перстень ему на руку, только не на левую, а на правую. Яр дернулся, беспомощно взглянул на Таруса, но тот улыбался, и Яр успокоился.
— Запоминайте, где спрятан клад. Карту вы не увидите боле.
Тарус, Боромир и Вишена молча глядели на грамоту, навеки впечатывая в память скупой, но понятный рисунок-план окрестных лесов. А потом старик поочередно выдернул кинжалы, и карта рассыпалась, обратилась в горстку невзрачной сероватой пыли.
— Удачи вам! — пожелал старец и исчез. Только-только стоял напротив и вдруг пропал, растворился, как и не было. И избушка подевалась невесть куда, сгинула, оставив после себя слабо примятую траву. Лишь ветер, дыхание Стрибога, подхватил и разнес остатки показанной стариком грамоты.
Вишена подобрал кинжалы, секунду поколебался и отдал Яру. Тарус, видевший это, согласно кивнул.
В подкравшихся сумерках призрачной тенью разрезала небо надвое первая летучая мышь.
— Эй! — закричал вдруг Яр испуганно и восторженно. — А перстень-то не снимается! Прирос к пальцу!
Тарус мрачно вздохнул и похлопал его по плечу:
— Крепись, хлопче! Это только начало…
«Успокоил, нечего сказать, — подумал Боромир. — Что ждет-то нас впереди?».
Темнело.
Костер весело пылал, раздвигая темень, путники, рассевшись вокруг, слушали Таруса-чародея.
— Давным-давно были на свете семь волшебных рубинов. Тот, кто владел ими, получал огромную силу и власть. Далеко не всякий мог совладать с этой силой, говорят, рубины извели-сгубили не одного хозяина. Сила их — темная, сказывают — нечистью данная, но никто из обладателей никогда открыто с нечистью не якшался. Сколько лет рубины служили Тьме — никому не ведомо. Покуда кто-то не разделил их. Три схоронили в ларце, а четыре пустил по белу свету. По отдельности рубины большой силы не имели, и мало кто знал, что они на самом деле волшебные. Хитрость состояла в том, что сперва нужно было собрать потерявшиеся в разных землях четыре рубина, потом с их помощью прочесть карту и, наконец, добраться до ларчика с оставшимися тремя каменьями. Да ларчик тоже непрост — отпирается ключом, и доселе никто ничего не знал о нем… — Тарус ненадолго умолк. — Я не знал ни где он, ни что он, ключ этот тайный, пока старик не надел Яру на палец вон тот перстень.
Все обернулись к юноше, непроизвольно поглаживающему перстень, старый и темный. Первый испуг оттого, что он прирос к пальцу, у Яра уже прошел, но смутное беспокойство все не покидало его.
Костер сухо потрескивал, плевался искрами, путники жались к нему, светлому и доброму, веря, что огонь защитит их, слабых, от любых ночных страхов.
— Мы возьмем клад? — спросил Боромир глухо. Тарус ответил не сразу, поразмыслил немного.
— Да. Затем, чтобы силу рубинов не обернули против нас.
Тарус-чародей надеялся на лучшее. Предание ни слова не говорило не только о ключе, а и о кинжалах, сливающихся в меч. Но ничем иным кинжалы быть не могли — Тарус внимательно осматривал клинки и убедился, что не два рубина красовались на гарде каждого, а лишь один, пронзивший сталь насквозь, так, что наружу выступали две стороны.
Клад схоронили совсем недалеко от них, если завтра с утра выйти и забрать немного на восток, до полудня можно поспеть к месту.
Ночь прошла спокойно, если не считать шумной возни в кустах да частого злобного воя, слишком далекого, чтобы обращать на него внимание.
Едва взошло солнце, пустились в дорогу и к полудню действительно вышли к большому глубокому оврагу, где карта обещала клад. На дне щетинились колючками буйные заросли чертополоха. Тарус криво усмехнулся — чертополох боле нигде не рос, видать, заговоренное это место, нечисть пугать.
